Сначала
был триумф. Огромный крытый стадион «Доклэндз Арена» гудел тысячами
восторженных голосов. Фанаты вопили слова очередного хита. Некоторые
девушки рыдали. На сцене взметнулось пламя фейерверка, и с 15-метровой
высоты на невидимом проволочном тросе прямо на подмостки, где ритмично
двигались 150 танцоров одновременно, спикировал Он — возмутительный и
очаровательный Робби, мускулистый брюнет с зелеными глазами, знаменитый певец, отобравший кубок славы у Элвиса Пресли и Майкла Джексона.
На краю
2000 год
А потом все было плохо. Едва войдя в квартиру, Робби прямиком
направился к холодильнику и выпил целую бутылку виски прямо из горлышка.
Потом он занюхал ее тремя или четырьмя полосками кокаина. Но и этого
было мало, и он полез по шкафам за предусмотрительно запрятанными
подальше шприцами и героином. Робби знал, что он семимильными шагами
направляется прямиком на кладбище, но ему было все равно и хотелось
одного: чтобы не ныло сердце. Пока он шарил, алкоголь сделал свое дело:
Робби пошатнулся и упал, повалив шкаф с посудой…
…Очнулся он от того, что закатился в холодильник и
примерз к стенке — позже он рассказывал об этой странной истории всем,
кто хотел слушать.
Его колотило от холода, зубы выбивали сумасшедшую дробь так, словно
собирались раскрошиться друг о друга. Дико болела голова, невозможно
было пошевелиться, звон в ушах нарастал, и Робби зарычал от ярости и
рывком сел, едва не потеряв сознание.
Оказалось,
конечно, что он вовсе не в холодильнике, а сидит на полу, на кухне,
посреди полного разгрома. За окном — глубокая ночь, у него — жуткое
похмелье, и нужно срочно «догнаться», чтобы не сдохнуть. Трясясь мелкой
дрожью, попытался подняться, уцепившись за край стола, с третьего раза
ему это удалось. «Заначка» была на месте. Со стоном предвкушения Робби
перетянул руку жгутом, сжимая и разжимая кулак…
— Папа?
В ужасе вытаращив глаза, Робби оглянулся. В углу комнаты стояла
крошечная девочка в аккуратном платьице с отложным воротничком, какие
носят идеальные дети в рекламе. Ее глаза, такие же зеленые, как у Робби,
с такими же густыми черными ресницами, были не по-детски печальны.
— Не надо, папочка…
Губы Робби задрожали, рука, стягивающая жгут, ослабла, он потянулся к ребенку и застонал:
— Грейс!.. О, моя маленькая доченька…
Но он коснулся пустоты. В углу никого не было.
Робби уронил руки и заплакал навзрыд.
На волне
— Не понимаю, почему есть в общественных местах — прилично, а заниматься любовью — нет? — беспечно рассуждал Робби...
Двумя годами раньше
Майкл, немолодой менеджер музыкальной фирмы EMI, отсчитывал деньги,
расписывался в каких-то бумажках и старался не смотреть на Робби,
который, гримасничая, сидел в «обезьяннике» полицейского участка.
— Ты можешь купить себе любой номер в самом дорогом отеле, но тебе
почему-то понадобилось трахаться в телефонной будке посреди Пикадилли! —
возмущался он, подойдя, наконец, к решетчатой двери.
— Не понимаю, почему есть в общественных местах — прилично, а заниматься
любовью — нет? — беспечно рассуждал Робби, выходя. — Что-то здесь
неправильно. Надо либо прикрыть все рестораны к чертовой матери, либо
разрешить людям любить друг друга там, где им нравится!
— Любить… — проворчал менеджер. — Что ты об этом знаешь?
— Вообще, да, — развеселился Робби. — Однако это не мешает мне быть без ума от классных девчонок с длинными ногами и большим сиськами. Думаю, эта тебе тоже понравится.
Он обернулся к двери, из которой в сопровождении женщины-полицейского вышла очаровательная блондинка с аппетитными бедрами в обтягивающих джинсах, прозрачной кофточке и светлом «стэтсоне», надвинутом на глаза.
Майкл не удержался и присвистнул. Это была одна из солисток девичьей
группы All saints («Все святые»), соперниц Spice girls, Николь Эпплтон.
— Как же тебя угораздило, девочка, связаться с этим балбесом? — посочувствовал он.
Красавица тряхнула пышными волосами, закинула голову и рассмеялась, — точно сотни колокольчиков зазвенели в мрачном полицейском участке.
— Он такой забавный! — проговорила она нежным голосом.
Все трое вышли на залитую солнцем улицу. Менеджер направился к своему
добротному «Форду», Робби двинул в сторону своего красного «Ферарри»,
купленного только из-за того, что панель машины напоминала ему игровую
приставку «Плейстэйшн». Николь пошла вместе с ним, и они принялись
целоваться на глазах у недовольного менеджера.
— Если ты опоздаешь на запись в студию, у тебя будут проблемы! — сказал Майкл.
— Ты — моя проблема, — ухмыльнулся хулиган Робби. И уехал.
— Вот почему я с ней так долго! — засмеялся Робби. —
Почти год — рекорд для меня. Мелани Си и Джерри Холливел надоели мне
куда быстрее!
На ринге
В шикарном ночном клубе было жарко, как в аду. Гремела музыка, потные
официанты не успевали наливать «Джек Дэниэлс» в подставленные бокалы,
тут и там мелькали знаменитости, в VIP-кабинете кто-то уже виртуозно
делил стодолларовой купюрой кокаин на идеально ровные белые дорожки.
Робби откинулся на кожаный диван, теребя покрасневший нос.
— Я хочу насладиться своей славой на сто пятьдесят процентов, — крикнул
он своему другу и соавтору Гаю Чемберсу, уступая ему оставшуюся дорожку.
— Мы с тобой выпустили суперуспешный альбом и можем слегка оттянуться.
— Что? — Гай пытался перекричать грохот ударных. В переменчивом блеске прожекторов его лицо казалось голубовато-белым.
— Я говорю, что покупаю дом в Лондоне! Хочу пожить на широкую ногу!
— А… семейное гнездышко? — Гай кивнул в сторону танцующей толпы. Там плавно поводила идеальной попкой и грациозно поднимала руки Николь в маленьких кожаных шортах и топике, едва прикрывающем высокую грудь. Увидев, что приятели смотрят на нее, она помахала рукой.
— Да брось… Постоянство не для меня.
— Жаль. Красивая девчонка. И талантливая. Я вообще считаю, что «святые» привлекательнее, чем «перчинки». А уж поют точно лучше.
— Вот почему я с ней так долго! — засмеялся Робби. — Почти год — рекорд
для меня. Мелани Си и Джерри Холливел надоели мне куда быстрее!
— Смотри, кто приперся!
Робби проследил в направлении его взгляда, и почувствовал, как его глаза наливаются кровью.
— Какого черта здесь делает «Оазис»?!
Уильямс ненавидел братьев Галлахер. Наверное, потому, что в юности
был слишком увлечен этой группой и верил, что они поддержат начинающего
певца, уволенного из мальчуковой группы за плохое поведение. Но те не
посчитали его достойным помощи, и теперь он на дух не переносил этих
задавак. Один из братьев — Лайэм — увидел Николь и остановился рядом,
пританцовывая и слегка касаясь ладонью ее обнаженного плоского живота.
Такого нахальства Робби был не в силах вынести. Он рванул с места и в
мгновенье ока очутился рядом со своей девушкой. Ни слова не говоря,
врезал Лайэму по скуле так, что сразу разбил собственный кулак. И тут же
получил ответный удар. Николь закричала, от драчунов в стороны
шарахнулись люди, к месту потасовки уже бежала охрана…
Без ума
Склонный к полноте, он столько раз худел и толстел, что
сам сбился со счета, но сейчас выглядел на все сто, да еще татуировки,
по его мнению, добавляли красоты.
На уик-энд Николь уговорила его никуда не ходить, остаться дома и провести спокойный вечер за телевизором.
— Наберем видеокассет, — щебетала она. — Закажем еду в китайском
ресторане… Или, хочешь, я испеку тебе кекс? Такой, как делает моя мама…
— Валяй, — согласился Робби. — А кокаинчику в него можно добавить?
Он ходил по дому в одних штанах, любуясь своим отражением в зеркалах. Склонный к полноте, он столько раз худел и толстел, что сам сбился со счета, но сейчас выглядел на все сто, да еще татуировки, по его мнению, добавляли красоты. Татуировок
у него было не меньше двадцати — красивые и не очень, нанесенные вполне
сознательно и такие, которые появились совершенно неожиданно, после
шумных вечеринок. Пройдет совсем немного времени, и Робби возненавидит
свое разрисованное тело и будет планомерно избавляться от татуировок в кабинете пластического хирурга — но это случится позже, когда он повзрослеет…
Услышав про кокаин, Николь села на колени к Робби и заставила его посмотреть себе прямо в глаза.
— Ты собираешься всю жизнь пить, принимать наркотики и таскаться по бабам?
— Да я сам знаю, что надо завязать. Но… шоу-бизнес — это такое дерьмо,
что не знаю, как иначе снять напряжение. Знаешь, я вроде той марионетки,
что дергают за ниточки, заставляя играть по правилам, установленным
продюсерами, агентами, публикой… Меня вроде как нет. Вот я и
сопротивляюсь. Но, конечно, это не выход. Когда-нибудь, ну, когда я
должен буду быть для кого-то примером, я обязательно стану святошей —
как ты.
Николь нежно обняла его за шею и прошептала на ухо:
— Тогда тебе уже пора завязывать. Через семь месяцев с тебя будет брать пример твой собственный ребенок.
И Робби сошел с ума от счастья.
— Знаешь, — говорил он Гаю. — Это, пожалуй, единственное настоящее в
моей жизни. Вот уже десять лет я живу в чертовом искусственном мире и не
знаю, существую ли я сам в действительности. И вдруг — ребенок! Мой
ребенок! Ты понимаешь? Я тебе говорил, что помолвлен? Да, черт побери,
мы с Николь обручились!
Невеста стала вызывать в нем какую-то благоговейную нежность. По утрам он первым делом гладил все еще плоский, нежный живот Николь и разговаривал с ребенком.
— Я уверен, что будет девочка, — радовался он. — Я
назову ее Грейс! Эй, Грейс, малышка, слышишь папочку? Твой папа — чертов
гений, ты будешь мной гордиться. Я заработаю много денег для своей
крошки, буду покупать все игрушки, которые ты только пожелаешь. Папочка
ждет-не дождется, когда возьмет тебя на ручки!..
Когда «Все святые» уехали на гастроли, Робби места себе не находил.
Он на самом деле скучал по своей еще не рожденной дочурке и, что самое
поразительно, по Николь.
— Я чувствую, что в моей жизни все изменится, — хвастался он Гаю. —
Наверное, я просто задержался в развитии и только теперь повзрослел. У
меня будет любимая женщина и обожаемый ребенок. Но я ни за что не
разрешу Грейс стать певицей! Хотя она такая упрямая — вся в меня…
Гай смотрел на него, как на буйно помешанного.
В руинах
Звонок не предвещал беды. Николь всегда звонила по утрам, чтобы
узнать, как прошла ночь, и пожелать доброго дня. Но сегодня голос был
очень напряженным.
— Я хочу сделать аборт, Робби, — сказала она.
В трубке повисла тишина. Ему показалось, что он спит и видит кошмар.
— Сейчас не время обзаводиться детьми. Твоя карьера на взлете, и моя
тоже, кроме того, я не очень хорошо себя чувствую, да и ты, сам знаешь,
вел далеко не самый здоровый образ жизни… У нас еще будут дети… Но ты
должен разрешить мне сделать это.
Робби ничего не соображал. Ему казалось, что небо медленно опускается на
него и давит всей тяжестью, вгоняя в землю по самые уши.
— Нет, Николь, пожалуйста…
Она заплакала.
— Ты правда этого хочешь? — упавшим голосом спросил Робби.
Николь зарыдала.
— Делай, как решила, — медленно сказал он. — Между нами все кончено. Желаю удачи.
Ему сейчас была просто необходима доза экстази. Только она даст ему ощущение, что мир любит Робби, а Робби обожает мир…
— Сейчас не время обзаводиться детьми. Твоя карьера на
взлете, и моя тоже, кроме того, я не очень хорошо себя чувствую, да и
ты, сам знаешь, вел далеко не самый здоровый образ жизни…
На исповеди
Четыре года спустя
— Вот посмотри, — Гай бросил Робби книжку в яркой суперобложке. — Еле достал, она мгновенно стала бестселлером.
Робби, опухший после вчерашней попойки, хмуро вгляделся в название.
— «Вместе»… Николь и Натали Эпплтон… история распада «Всех святых»…
Мемуары пишут сестрички? Ну-ну. Мне-то какое дело? Эта дрянь живет с
моим врагом Лайэмом Галлахером, родила ему сына, ничего не желаю слышать
о ней.
— Читай вот здесь.
Нехотя
он уставился на страничку, стараясь въехать в смысл. 27-летняя Николь
вспоминала о том, как она забеременела от британского певца №1 Робби
Уильямса.
«Робби был счастлив. Он мечтал, что это будет девочка, и хотел назвать
дочь Грейс. Я помню, как он прикасался к моему животу и говорил: «Вы
спасаете меня». Даже посвятил девочке песню».
Робби скрипнул зубами. Но то, что он прочел дальше, заставило его схватить книгу и жадно пробегать глазами по строчкам.
«Но продюсер «Всех святых» Джон Бенсон пришел в ярость. Он назвал меня
идиоткой, которая решила погубить собственную карьеру и поставить под
угрозу существование группы. Его особенно бесило то обстоятельство, что
незадолго до этого ему пришлось вести такие же разговоры с другой
участницей нашего квартета — Мелани Блатт».
Бенсон и руководство звукозаписывающей компании устроили настоящую
травлю беременной вокалистки. Они сговорись с матерью Николь, чтобы она
убедила младшую дочь сделать аборт. Пытались воздействовать и на старшую
сестру — Натали. Четвертая участница группы, чернокожая Шазнэй Льюис,
несколько раз пыталась «выбить из Николь дурь», набрасываясь на нее с
кулаками.
«Мне было только 23, и я сдалась. Аборт мне сделали в Нью-Йорке, в
частной клинике. Врач, которого проинструктировал мой продюсер, вел
себя вызывающе, не обращал внимания на мои жалобы. Наркоз подействовал
не сразу, и я чувствовала сильную боль. А еще… он заставил меня смотреть
на экран дисплея. Я видела, как мужские руки убивают моего ребенка!
Потом потеряла сознание. А уже через час меня вызвали в студию, надо
было работать…
Я долго не могла придти в себя, не хотела жить,
хотела только одного — плакать, не переставая. Сейчас больше всего жалею
о том, что не решилась рассказать Робби об истинных причинах моего
поступка.
Этот аборт символизировал все то, что он так ненавидел в этом
бизнесе, то, как он подчиняет себе всю вашу жизнь. И вот это вновь
сделали со мной, с ним, с нашим ребенком…»
Робби плакал. Гай с беспокойством смотрел в его лицо, перекошенное гримасой страдания.
— Ей было бы сейчас почти четыре года, — с трудом выговорил Робби. — Моей доченьке. Они убили ее…
Он сполз со стула на пол, его тело свела судорога.
— Дозу? — понимающе спросил Гай. Он знал, что если наркоман не получит
вовремя своего «лекарства», он вполне может умереть. А Гай любил своего
друга.
— Нет. К черту. Грейс будет мной гордиться. Уходи.
В тот день Робби отправил в унитаз все запасы порошка и водки, какие у
него были, а также шприцы и героин. Потом запер дверь изнутри, а ключи
выбросил в окно.
Утром он умирал от ломки. Несколько раз пытался выброситься из окна,
едва не вскрыл себе вены, орал от болей в почках так, что приехала
полиция. Ему хотелось сойти с ума, чтобы больше ничего не чувствовать и
не думать. Дни медленно уползали прочь. А вместе с ними и боль.
Физическая боль. Постепенно ад отпускал его, а вместо него просыпалась
гордость. Он не слабовольный! Он сделал это! Грейс, ты слышишь?
Он стал бояться, что уже не способен на серьезное чувство
и упустил возможность стать мужем и отцом. Начинались несколько лет
поисков настоящей любви и семьи…
С чистого листа
К лучшему пластическому хирургу, лазером удаляющему татуировки, надо было записываться. Робби с удивлением узнал, что не он один жаждет сделать свое тело чистым, не меченым былыми безумствами. Большинство пациентов избавлялось от имени когда-то любимого, а теперь ненавидимого человека.
— Разводишься? — с сочувствием спросил явно не узнавший Уильямса
миллионер в безвкусном, но дорогом пиджаке. Он хотел было съязвить по
привычке, но почему-то вздохнул:
— Нет, к сожалению.
И сам удивился сказанному. Разве развод — это хорошо? Но к своим
тогдашним 30 годам Робби, и правда, не пережил еще ни одной свадьбы и ни
одного развода, хотя романов и расставаний хватало. Теперь его мучило
одиночество и угрызения совести: Робби вспоминались девушки, которых он
обманывал, отношения, которые сам разрывал. Он стал бояться, что уже не
способен на серьезное чувство и упустил возможность стать мужем и отцом.
Начинались несколько лет поисков настоящей любви и семьи…
В 2007 году, после череды громких и безуспешных романов, Робби
Уильямс начал встречаться с американской актрисой Айдой Филд. В 2010 они
поженились, а 17 сентября 2012 года на свет появилась Теодора Роуз
Уильямс. Доченька Робби. Она совершенно точно может гордиться своим
папочкой.
