Чак Норрис: в поисках утраченного

Его имя стало нарицательным: Чак Норрис значит Крутой Уокер, бравый шериф, настоящий мужчина. Он никогда не плачет, его удар — смертелен, женщина за ним — как за каменной стеной.

И даже то, что в 1998 году 58-летний тогда Норрис сделал подтяжку лица, не уменьшило в глазах поклонников мужественности актера. Потому что все знали: этот человек способен на невозможное — повернуть время вспять.

Рейнджер из Оклахомы

Жизнь не баловала малыша Норриса подарками. Отец пил и бил, многодетная семья моталась из города в город в стареньком фургоне в поисках работы и едва сводила концы с концами. Неудивительно, что в самом нежном возрасте Карлос Рэй Норрис (а именно так его звали на самом деле) попытался сбежать от предков. Правда, голод не тетка, пришлось вернуться. Просить у кого-то он никогда не умел и не хотел.

Мать пыталась накормить семью, выдумывая немыслимые сочетания бобов и овощей, пока постоянно безработный отец накачивается пивом. Пределом мечтаний для его тощего сына Карлоса была работа полицейского, а поездка до границы штата — кругосветным путешествием.

Пределом мечтаний для Карлоса была работа полицейского, а поездка до границы штата — кругосветным путешествием.

Первая машина, которую он купил в 16 лет на собственные деньги, проработав грузчиком все лето, была грудой металлолома. Но Карлос страшно гордился своим приобретением и катал на ней одноклассницу Диану Холечек. Эта машина стала их первой постелью, в ней они дали друг другу клятву в вечной любви. А года через два поженились… чтобы тут же расстаться.

— Как ты не понимаешь, милая! Чтобы получить место в полиции, мне просто необходимо завербоваться в армию. Через пару лет я вернусь героем и смогу обеспечивать и нас, и наших детей. Зачем тебе безработный глава семьи?! — Норрис уже в сотый раз приводил этот довод жене, но результатом его уговоров были только слезы Дианы.
— Карлос! Ведь в этой чертовой Корее идет война! — Диана прекрасно понимала, что муж поступит так, как решил, он всегда так поступал, но удержаться от слез не могла.

На базе ВВС, куда Норрис попал в 1958 году в качестве рядового военной полиции, тоска была смертная. Военнослужащие убивали время в пивнушках и за игрой в карты. Именно сослуживцы, устав выговаривать его испанское имя «Карлос», как-то спросили Норриса, какое имя в американском варианте ему соответствует.

— Чарльз — это совсем другое дело! — обрадовались они. — Но для большего удобства ты у нас будешь Чаком.

Но даже после налаживания контакта с однополчанами, Норрис понятия не имел, куда себя деть в свободное время. Азартные игры его не прельщали, спиртное вызывало отвращение (спасибо отцу), стриптизерши не интересовали: он хранил верность молодой жене.

От скуки он записался в секцию дзюдо и на первой же тренировке сломал руку. Стало еще скучнее. Теперь Норрис целыми днями бродил по городку, в котором была расквартирована его воинская часть, и глазел по сторонам, не зная, чем себя занять. Однажды в городском саду он увидел людей, которые самозабвенно тренировались. Красивые движения и резкие гортанные крики спортсменов завораживали. Вернувшись в часть, Норрис поинтересовался у инструктора по дзюдо, что это за борьба и как ей научиться. Это было Тэнг Су До — корейское боевое искусство, и корейцы не обучали иностранцев этому виду рукопашного боя. Однако Чак так упрашивал инструктора, что для него сделали исключение.

«Ежедневно учусь искусству, о котором в Штатах никто и не слышал. После тренировок приползаю в казармы с одной мыслью — спать!»

Мистер «Непобедимый»

«Дорогая, я обрел смысл жизни, — Норрис выводил буквы едва зажившей рукой. — Ежедневно учусь искусству, о котором в Штатах никто и не слышал. После тренировок приползаю в казармы с одной мыслью — спать! Хотя, нет. Я очень соскучился по тебе. Но мы скоро увидимся».

Отказавшись от продления армейского контракта, Норрис вернулся домой, где его ждал не очень приятный сюрприз — получить место в полиции можно было только через год. А деньги были нужны его семье уже сейчас. Диана родила ему одного за другим двоих детей, и Чак, как настоящий мужчина, не мог жить спокойно, не обеспечив им достойного существования. Образ отца, которому было наплевать на то, чем питаются его дети, преследовал его всю жизнь.

Чак отложил мечты о карьере полицейского и устроился архивариусом в маленькую авиакомпанию в Лос-Анджелесе. Но денег здесь платили мало. Норрис решил открыть собственный спортивный клуб. Не зря же он получал синяки и шишки, приобретая навыки экзотического боевого искусства!

И неожиданно заработал на этом клубе столько денег, что задумался о расширении бизнеса! Сеть его клубов, в которых обучали карате, росла, в начале 60-х этот вид спорта в Штатах был очень популярен. Голливудские звезды толпами валили на занятия модным видом спорта, и дела Норриса шли в гору.

Но ни свалившееся на него благосостояние, ни победы в чемпионатах мира по карате не приносили Чаку полного удовлетворения.

— А почему бы тебе не попробовать свои силы в кино? — спросил его как-то один из учеников, актер Стив МакКуин, — парень ты фактурный, вон какие железные мышцы и кубики на животе, я уверен, девчонки при виде тебя будут визжать от восторга!

Не сказать, чтобы это понравилось Диане, но она, привыкнув не спорить с мужем, промолчала. Первый фильм, в котором Норрис попробовал себя в качестве актера, был… эротическим. Подобного коленца он сам от себя не ожидал, чего уж говорить о жене, которая, кажется, впервые в жизни, пришла в ярость.

— Чак, я пришел предложить тебе работу в своем новом фильме. Ты будешь моим соперником в бою.

— Ты совсем свихнулся на своей мании величия, — кричала Диана, разбивая о стены кухни подаренный им на свадьбу сервиз, — уж лучше бы ты стал полицейским и ловил бандитов!

Чак пытался оправдаться тем, что в самых откровенных сценах снимали дублеров, но Диана больше о кино и слышать не хотела. Норрис взвесил все «за» и «против» и решил, что семья важней, чем фабрика грез. Тем более что на носу был очередной чемпионат мира по карате.

Однако соревнования оказались для Чака тяжелыми. Он был уже далеко не мальчик, но уходить из спорта побежденным не собирался. За одиннадцать часов он провел тринадцать боев, и все закончил досрочно, чистой победой. Счастливый, но выжатый, как лимон, он спустился с помоста, и чуть было не сшиб с ног зрителя.

— Чак, я пришел предложить тебе работу в своем новом фильме. Ты будешь моим соперником в бою.
Норрис протер глаза, но видение не исчезло: рядом с ним действительно стоял сам Брюс Ли.

— И кто выйдет победителем из этой схватки? — нашелся семикратный чемпион мира.
— Конечно же я, — рассмеялся Ли. — Ведь это я буду играть положительного персонажа.

Они были знакомы всего несколько минут, но казалось, что дружат уже целую вечность. По дороге в гостиницу Чак Норрис и Брюс Ли горячо обсуждали преимущества одной школы карате перед другой, а потом, прямо в коридоре, начали демонстрировать друг другу свои коронные удары. На шум прибежала охрана отеля, и друзьям ничего не оставалось, как извиниться и убраться по-хорошему — пять утра не лучшее время для спортивных занятий в общественном месте.

Звезда по имени Уокер

Услышав, что муж собирается возобновить актерскую карьеру, Диана перестала с ним разговаривать. Чаку стоило немалых усилий убедить ее в том, что Брюс Ли не снимает эротику, да и он уже не настолько молод, чтобы прыгать перед камерой с голыми ягодицами — пусть даже такими тренированными. А на замечание Дианы о том, что в Голливуде уже есть шестнадцать тысяч безработных актеров, Чак только лукаво хмыкнул:
— Вот увидишь, я не окажусь на улице!
И как всегда оказался прав.

— Это обычное ремесло, — убеждал он сам себя, — и ему можно научиться точно так же, как и ремеслу каменщика.

Фильм «Возвращение дракона» имел бешеный успех, а финальная сцена боя мгновенно стала классикой жанра. Были, конечно, и накладки, ведь Норрис ничего не умел, как актер. Даже короткие реплики, которые ему приходилось выдавать по ходу фильма, давались ему с превеликим трудом. Но покидать столь интересный бизнес Чак теперь категорически не хотел.
— Это обычное ремесло, — убеждал он сам себя, — и ему можно научиться точно так же, как и ремеслу каменщика.

В 34 года он поступил на актерские курсы, где оказался самым старым учеником, прежние заслуги которого никого не интересовали. Чак так и не стал великим драматическим актером, но перестал заикаться после команды «мотор» и научился входить в образ. Его роли год от года становились все интересней, а армия поклонников — все больше.

Потом у Брюса Ли начались неприятности, он слишком откровенно говорил, что думает о так называемых сенсеях, которые учат молодежь «грязному» карате, и о киношниках, преподносящих зрителю красивую картинку вместо философии. В результате перед легендарным актером закрылись двери всех кинокомпаний. Чуть ли не единственным оставшимся рядом другом оказался Чак Норрис.

Они продолжали тренироваться вместе в саду Брюса, который был переоборудован в настоящий Дисней-лэнд для каратистов.

Кинокарьера обоих потихоньку клонилась к закату. На пятки наступали молодые энергичные конкуренты: Арнольд Шварценнегер, Жан Клод Ван Дамм, Стивен Сигал.

Беда не приходит одна. Последний фильм, в котором они должны были сниматься вместе, так и не был закончен — Брюс Ли неожиданно умер. А потом Норрис попал в автокатастрофу, в которой получил страшную травму. После операции врачи сказали, что у него произошла стерилизация, так что детей он больше иметь не сможет.

На пятки наступали молодые энергичные конкуренты: Арнольд Шварценнегер, Жан Клод Ван Дамм, Стивен Сигал.

— Хорошо, что у нас уже есть двое, — сказала Диана.
Чак промолчал. У него была еще дочь на стороне, но жене об этом было знать не обязательно. За последние годы они очень отдалились друг от друга, да и трудно мужчине всю жизнь желать одну женщину, которая, к тому же, ровесница…

Норрис тяжело переживал смерть друга и собственную «неполноценность», он даже решил уйти из кино. Но в начале 90-х ему предложили главную роль в сериале «Крутой Уокер: правосудие по-техасски». Чак еще не знал, что жизнь может начинаться в пятьдесят лет с чистого листа, и что для него все еще только начинается.

Они показали только пилотную серию, а студию уже заваливали письмами.

Казалось, что женщины всего мира сошли с ума от немногословного, не слишком красивого, зато сильного и смелого рэйнджера, настоящего мужчины, защитника…

Жена только пожимала плечами, видя этот бешеный успех. Чак давно перестал делиться с ней подробностями. Ему казалось, что жена его совсем не понимает. А может, обижается. За что, — предпочитал не уточнять. На семейном горизонте явно намечался торнадо. Это стихийное бедствие носило имя Моника.

Запретный плод

Она была чертовски хороша и была всегда рядом на съемочной площадке. В конце концов, стареющий Чак решил, что больше не хочет скрывать правду. Вопреки ожиданиям, грандиозного скандала в семье удалось избежать. Диана выслушала его исповедь, в которой через слово мелькало имя соперницы. Конечно же, модель и актриса Моника Холл была куда интереснее домохозяйки, но ведь это не она готовила Чаку каждый день завтраки и обеды, это не она вскакивала среди ночи к плачущим детям…
— Ты ведь уже все для себя решил, — сказала она. — Уходи. Только запомни, вряд ли ты будешь счастливее оттого, что у нее нет седых волос, плоский живот и грудь на размер больше, чем моя.

Бедная Диана искала оправдания во внешности, а дело было в том, что Чак искал любви, которая куда-то ушла из семьи и не желала возвращаться. А жить без этого нелепого чувства оказалось пресно и скучно, да и незачем.

Ему казалось, что жена его совсем не понимает. А может, обижается. За что, — предпочитал не уточнять.

Но Моника слишком долго ждала, когда ее звездный любовник определится со своим семейным положением. Стоило ему уйти от жены, как оказалось, что 25-летняя красотка Холл ему неверна. Она бросила Норриса в полном одиночестве и такой депрессии, что общие знакомые всерьез волновались за его жизнь.

Но в тот период мрачной тоски ему в руки попало первое восторженное письмо поклонницы Джины Хишбергер.

Письма счастья

Женщины часто писали ему о своей «неземной» любви к его герою, крутому Уокеру, присылали свои фотографии и даже трусики… Но ни разу не было ощущения полного родства, словно письмо было написано в ответ на его душевные терзания.

«Я вижу в ваших глазах тоску непонятого сердца, — писала незнакомка. — И кажется, каждая морщинка на вашем лбу знакома мне. Это вас я видела во сне»…

С фотографии смотрела привлекательная женщина в кокетливых шортиках. Норрис ощутил сильнейшее волнение и написал ответ…

Если бы он подумал о своей репутации, может, и не стал бы этого делать. Красотка была замужем. Но это было бы еще полбеды, в конце концов, крутой Уокер, уводящий жену от рогоносца, — это вполне было бы в его стиле. Но мистер Хиншбергер был инвалидом, прикованным к креслу. Последние двадцать лет Джина ухаживала за ним и двумя детьми, смирилась со своей долей, пока не увидела на экране Норриса.

С фотографии смотрела привлекательная женщина в кокетливых шортиках. Норрис ощутил сильнейшее волнение и написал ответ…

«Я вдруг поняла, что счастье возможно и для меня», — писала она ему, и у Чака замирало сердце. Для посторонних людей это была скандальная, запретная любовь, даже подлость, но Джина так рвалась навстречу своей любви, что мнение людей перестало интересовать ее вовсе. Чак, как мог, защищал ее и себя, но дело осложнялось тем, что бывший муж Джины не собирался прощать «преступницу». Он давал о влюбленной парочке оскорбительные интервью и запретил жене видеться с детьми, отправив их к своим родителям.

Телефонный разговор с ним Норрису, при всей выдержке, дался с трудом. Бывший муж его невесты не желал слышать никаких доводов и кричал в трубку так, что пришлось подальше отодвинуть ее от уха.
— Я понимаю, что вы чувствуете сейчас, но ваша бывшая жена — не вещь, которой вы можете распоряжаться по своему усмотрению, а ее решение — совсем не каприз. Мы любим друг друга!
Но на том конце провода бросили трубку.

С журналистами брошенный муж был куда разговорчивее.
— Джина заявила мне, что больше не намерена быть сиделкой, — сокрушался несчастный инвалид, — она сказала, что этот хлыщ может сделать ее не только счастливой, но и известной. И это после двадцати лет супружества!

А потом бывший супруг предал гласности дневники Джины, которые нашел в забытых вещах. Это показалось ему лучшей местью за предстоящий брак. Вся Америка с воодушевлением читала, как Джина влюбилась в экранного героя, как сходила с ума, придумывая способы знакомства, как, в конце концов, просто написала письмо, но сделала очень фривольные снимки, надеясь хоть этим привлечь стареющего рэйнджера. Все это было кому-то смешно, а вот Чак просто плакал, читая эти наивные строки.

— Этот брак был обречен задолго до моего появления «в кадре», — твердо сказал он журналистам. — И, честно говоря, сейчас я счастлив. И ничто не может этому помешать.

Кроме одного… Джина отчаянно скучала по своим детям и все время говорила о том, что хочет родить Чаку ребенка. Он долго откладывал разговор, который, конечно, надо было бы завести раньше, а потом не выдержал и рассказал, что не может больше иметь детей. Но когда он обернулся и встретился с Джиной глазами, то оборвал себя на полуслове:
— Я лягу в эту чертову клинику, я заплачу врачам любые деньги только для того, чтобы снова увидеть в твоих глазах радость!

— Я лягу в эту чертову клинику, я заплачу врачам любые деньги только для того, чтобы снова увидеть в твоих глазах радость!

Это было болезненно, унизительно и очень дорого, но через полгода врачам какими-то немыслимыми усилиями удалось получить сперму Чака. После искусственного оплодотворения наступила беременность.

И через девять месяцев Норрис стоял в холле родильного дома и с глупой улыбкой выслушивал доклад лечащего врача Джины о том, что роды прошли нормально, а близнецы — девочка и мальчик — чувствуют себя замечательно.

«Черт возьми! На дворе моей жизни уже осень, у меня девять внуков, шестьдесят фильмов и бизнес по всему миру… Но я счастлив, как мальчишка! И знаете, человеку столько лет, на сколько он себя чувствует. Это я теперь точно знаю».